Впиваясь когтями дождя в рыхлый снег,
Ещё одна осень трясётся над бездной
Последним листом, и исходит из рек
Зелёной водой от тоски бесполезной.
Глядишь - поскользнулась старуха с клюкой,
Беззубо бранясь на весь мир без разбора
От мыслей тяжёлых: пора на покой,
Который настал до обидного скоро.
Что выцвела зелень глубинная глаз,
Как воды реки под крахмальной накидкой.
А сердце листом одиноким не раз
Уже трепыхалось. Скрипящей калиткой
Оно и теперь отворяется: вдруг
Последняя ночь - там, глядишь, постучится
Блуждающий где-то замёрзший супруг,
А может быть, просто голодная птица.
Недаром же выпал из сумки пакет -
В нём семечек жирных лоснятся ракушки.
Их лузгал покойный, который нет-нет -
Да кинет синицам: “Ну что, побирушки?”.
От статуи, некогда бывшей вождём,
Опять откололся обломок гранита:
По первому льду за последним дождём
Несла обелиск погребальная свита.
И смотрит бельмом немигающим вдаль
Старуха. Всё думает: надо бы к мужу...
Да только ей - Надо же! - Ленина жаль.
Совсем без присмотра останется в стужу
На маленькой площади, весь типовой,
Гигантский и серый, но гордый, как марши
Из жизни. Из прошлой. Огромной. Он свой -
Как муж или брат, но мудрее и старше.
|