Сирота

Глава двадцатая

Ненасытная воля

Пока Витфар с Майором спали, батюшка Парфений осторожно, чтобы не разбудить его мнимых детей по побегу, стал прислушиваться, что происходит снаружи подземелья. Ребятушки, так называл их поп, спали непробудным сном, похрапывая, особенно в этом искусстве опережал Витя. Храп его был со свистом из горла и лёгких, который ещё больше заставлял попа Парфения жалеть этого сидельца с ним.
- Вот, оно как обернулось, подумал, мотая своей, почти до пупка отросшей бородой, - кто бы мог подумать, что я буду воспитывать не своих деток, а деток, с которыми спал на одних нарах? А вот, поди же, теперь и я, как нашкодивший мальчонка, нахожусь в бегах. Ладно ли я сделал? Пока и сам не знаю, и не ведаю. Взглянул на крепко спящего юного, почти ребёнка, Майора и вспомнил, как тот ему в один из вечеров в остроге делился о своём безрадостном детстве.
Как-то поздним вечером, почти ночью, Майор пожаловался попу, что ему очень холодно. Батюшка, недолго думая, пригласил его на свою постель, чтобы согреть. Всё же вдвоём, даже в лесу, спина к спине теплее спать.
-Малыш! Что ты всё время там вертишься и крутишься, выходишь из себя кашлем. Поди, сынок ко мне! У меня и матрац потолще и одеяло помассивнее. Совсем зашёлся на кашель, как мой Богдашка в детстве. Хватит нам с тобой места. Когда Майор тихо прошлёпал своими босыми ногами, ненароком, чтобы не разбудить никого из спящих, может, и не спящих, а притворившихся, что де спят, сидельцев, шёпотом проговорил, почти прошептал:
- Батюшка, а надзиратель не увидит? А вдруг услышит?
- Так и что теперь? Помирать что ли здесь от простуды, а может, и от чахотки? Не бойся! На себя всё возьму, и это твоё спасение от холода. Я уже старый. Если и помру при казни и издевательствах - не обидно. А вот, вы, молодёжь, должны жить! Вы ещё при хороших временах должны пожить, детишек зачать. А я что? При стольких отсидках, я вам ранее всем баил, что при каждой смене власти меня обязательно прятали за решётку. Сколько народу сгибло в острогах? Сам же себе Парфений ответил: «Тьма-тьмущая! Столько народу, пожалуй, любую планету можно заселить, где есть жизнь. А на Земле всем всего не хватает. Вот и живём, как государство в государстве. Одно государство – это власти, другое государство - богачи, будь они ненасытны, сплюнул и продолжил: третьи – жандармская милиция, четвёртые - средний класс. Более или менее временно живущие по-человечески, покуда им государство платит оклады, не то, чтобы в достатке, но не голодают. Следующие – это церковнослужители, коих уже очень мало осталось – все сгинули в острогах, а кто и сумел, то за границу улизнул, ну, это в основном жиды, случайно проповедующие христианскую религию. А уж верили ли они в неё, одному Богу ведомо, а, может, и неведомо. Кто их, впрочем, знает. Христос-то ихний. Далее отдельная монархия, их большинство, народ - голытьба. И, конечно, самое большое государство, это то, в котором мы сейчас обитаем – зэки. Плюнь случайно, и обязательно попадёшь в человека, который нюхал зловонный пот тюрем и лагерей, почти не осталось не таких, не вонючих, в Рассеи - матушке! И маленькое, совсем маленькое государство – это детдомовские сироты и беспризорники, тяжко, из глубины души, молвил со слезами поп.
- Так я, батюшка, из этих самых и есть. Получается, что я житель двух государств,
тюремного и детдомовского?

Продолжение...