Белый воротничок

Открой! Пентюхин здесь живёт? Должен он мне. Не бойся, открывай!
- Какой, такой ещё Пентюхин? Ты, может, квартиру перепутал? Отродяся здесь Пентюхины не живали.
- Открой, старая! Не бойся… Чего съюжилась?
- Нет здесь тех, которых ты ищешь. Наперечёт всех знаю, кто здесь живёт. Пошёл вон! Не уйдёшь – зверя спущу.
- Зверя, говоришь? Дворовых не боимся. Что ты там закудахтала? Открой!
- Будь, по-твоему! И я распахнула дверь. Стоит зверь с человеческим обличьем и монтировкой в руках. И… только замахнулся. Непродажка мгновенно встала дыбом - и хвать его за горло. Вижу, с ног его свалила. И давай его драть. Таскает его из стороны в сторону по тамбуру. Только уши, купированные, у собаки ходуном ходят. А мотнтировка так и покатилась по лестнице до самого мусорного контейнера со звоном.
На площадке между квартирами дрались двое – зверь и человек. Зверь свирепел, если начинал шевелиться пришелиц.
- Уб-б- ри, сука, суку! Задерё – т… стер... ва,- только и мог промямлить незваный гость. Слышу: замолк мой неприглашённый гость. Из бокового кармана выпал, как пила с рубчиками, нож. Хлынула, неизвестно откуда, алая жидкость: бордовое пятно в разливе увеличивалось и увеличивалось. В тамбуре лежал обессиленный бандит, побеждённый лохматым охранником. Я чётко себе представила, что бы со мной было, если бы не было этой собаки, которая когда-то прибилась к нам ещё крохотным брошенным щенком. Сколько раз я пыталась кому-нибудь подарить, продать, но никто её и даром не брал. Правдами и не правдами пытались продать на рынке. Так и присвоили кличку Непродажная Шкура.
Наверное, сейчас бы лежала в тёмно-коричневой луже крови я, а не этот «ошурок», наметивший в своей программе убить меня и ограбить.
С одной стороны, я как бы грустно радовалась, а с другой - застрял в горле комок и нашёл на меня страшный испуг, стояла я с открытой дверью квартиры, ни жива и ни мертва. Так произошло всё быстро и непредсказуемо. Зверю не дано было никакой команды. Собака самостоятельно защищалась и сама охраняла меня: зверь защищал своё место, свой дом, свою хозяйку, наконец, место, где жил, ел и пил. Это была его конура, к которой никому не дозволено приближаться. Это была её плошка, которую не должны сдвигать с места. Наконец, здесь рядом с ней стояла женщина, которой зверь служил верой и правдой и которую по-своему любил.
Лежало это что-то, похожее на человека, бессильным и ждало от меня же помощи. Оно охало. Оно покушалось на мою жизнь, а пострадало само. Это нечто лежало в эритроцитной грязи и поскуливало, ожидая жалости.

Продолжение...