31.05.15г.
Утром встал Горыныч-Змей.
Зарычал, как Бармалей.
Ведь на Смородинке его*,
Потчил мёдом Соловей.
*-тут река в Москве
Ну, а что такое мёд?
Он сначала в ноги бьёт.
А после третьего ведра,
С мёду мамонт упадёт.
Змей и так дышал огнём,
Что с голов метал живьём.
А от браги-самогону,
В пастях лава бьёт ключом.
И к колодцу Змей спешит,
Раз душа огнём горит,
Литров двести воды выпить.
Сам шипит с голов, шипит.
Глядь, а возле журавля,
Сидит Муромец Илья.
Но не злобный, не сердитый,
Будто с ним они друзья.
Змею машет булавой:
-Подь сюды-ка, дорогой!
С Соловьём вчера бухали?
Он сейчас едва живой.
Этот форменный бандит.
На весь лес, свистком свистит.
Если с корнем дуб не рухнет,
Тот листвою облетит.
Всех крестьян довёл до слёз,
Это свисто-вертуоз.
Их грушёвые угодья,
Аж до Киева обтрёс.
С лип всё лыко ободрал.
Брагу выпил, мёд сожрал.
А потом, в хмельном угаре,
Песни Леннона орал.
Мне Соловушка не в лом.
Раз не в лоб, то значит лбом.
Да и туг я на два ухо,
Был мне в «Гнесинке» облом.
В нотах я не Ференц Лист.
От мелодий мозг мой чист.
Я дружил с певцом когда-то,
Это Буба-куплетист.
Мне лезгинку не плясать.
Джигу, тоже не стучать.
На еврейскую семь-сорок,
Мне по-русски, начихать.
Я б скоблучил трепака,
Да дрожит нога слегка.
У меня ведь за спиною,
Комы длительной тоска.
Три червонца отсмотав,
«Муромцем» внезапно став.
Знаю я, как «Отче наш»,
Воровской, блатной устав.
Ведь смысл жизни на Руси.
Не верь, не бойсь, не проси!
Про три «не» «лимоны»* знают,
И конечно «караси»**.
*- воры
**- менты
С Соловьём вы кореша,
Как единая душа.
Он свистит, а ты танцуешь,
Нежно крыльями шурша.
Только в однополый брак,
Верить может лишь дурак.
Но я ж ведь русский богатырь,
А не с Нидерланд вахлак.
Так, что слушай меня Змей!
Я б манал таких друзей.
И в спирту б вас, всех запарил.
И в кунсткамерный музей.-
Для Горыныча Илья,
Хуже трели Соловья.
Взять на «бас» желает сволочь,
Трёхголового хмыря.
Да почуял хмырь подвох,
В три сопатки сделал вдох,
Гравитацию нарушив,
Полетел, как будто йог.
В общем двинул Змей в полёт,
Как трёхглавый самолёт.
Зад чешуйчатый мелькает.
Хвост по кронам вязов бьёт.
Илька Змея проводил,
Сивку-Бурку подманил.
Сел в седло турецкой кожи.
Фьють! И след его простыл.
+++
А из бора, из дубрав,
Ногу костяну поджав.
Бабка с именем Яга
Скачет, ступу оседлав.
Плох у бабки аппетит.
С детства мучает рахит.
Иссушил Яге он ногу.
И она у ней скрипит.
В горб ей отложилась соль,
А живот пУчит фасоль.
На ноге, не костяной,
Лапоть натоптал мозоль.
В коньюктЕвите глаза.
Гной течёт, а не слеза.
Бабка лечит их мочою,
Вот же глупая коза.
Для зубов у ней шалфей.
Щётки нет, ну хоть убей.
Гребешок, что из Тортиллы,
Чтоб чесать им блох и вшей.
Чай с малиной от ангин.
На спину с горчицей блин.
А калган, на самогоне,
От морщин, и от седин.
Есть прополис, воск, и мёд,
Из гнилух пеньковых, йод.
А на шишку от ушиба,
Есть у бабки, в риге лёд.
Для инъекций есть оса,
А под рыбий жир, хамса.
Чтоб сбивать температуру,
Бабка всё берёт у пса.
Трёхлитровый бутылёк,
Держит с кожи поясок.
В нём из бузины настойка,
Кого хочешь свалит с ног.
Бобылём живёт Яга.
Ей свобода дорога,
Это врёт она конечно,
Но ей верят все! Ага!
Но жених всё ж был у ней.
Это сказочный Кощей.
Только помер он недавно,
Похлебав Яговых щей.
Леший, тот ещё живой,
Но не дружит с головой.
Он болиголова выпил,
Думал это зверобой.
Его мокрость, Водяной,
Тоже был знаком с Ягой.
Только чуть не высох на фиг,
Обожравшись курагой.
У него в глазах испуг,
Стал похож сам на урюк.
Лик морщинами покрылся.
Но не сразу, и не вдруг.
|
|