Щекотка

Душа сегодня надраивает аргументы до блеска. "Ну посмотри, - стучит костяшками по ребрам, - это же не боль. Не тревога. Это… Щекотно! Как будто кто-то запустил мотылька под кожу".
"Мотылек? - перебиваю, сжимая стакан с чаем, чтобы пальцы не дрожали. - У меня в груди полно мест для чесотки и без твоих метафор".
"Не чесотка, - настаивает она, рисуя в воздухе сердечко из сигаретного дыма. - Это он. Тот самый сорняк. Ты же чувствуешь, как он шевелится, когда думаешь о нем?".
"Шевелится? - фыркаю, но непроизвольно прикладываю ладонь к груди. - Скорее, как улитка ползет. Медленно, противно, оставляя слизь".
"Врунишка, - смеется душа. - У тебя аж зрачки расширились. Шучу, да, я знаю — они у тебя "не работают". Зато щеки…"
"Заткнись", - хочется бросить в нее подушкой, но уже поздно: где-то между вторым и третьим ребром вспыхивает тепло. Не жар лихорадки, не холод страха - что-то новое. Щекотно.
Концентрируюсь, как она просит. Его лицо всплывает сразу - четкое, как номер на грязном авто. Странно: я всегда запоминала госномера, а не лица. Люди для меня - пятна в потоке машин. Но его... Его черты въелись в память, будто кто-то выжег кислотой. Скулы, сломанные солнечным светом, морщинки у глаз - то ли от возраста, то ли от привычки щуриться, будто всматриваясь в горизонт.
"Видишь? - душа плетет из тишины паутину. - Это не ересь. Это просто… жизнь. Которая оказалась сложнее твоих схем".
"Сложнее? - переворачиваюсь на бок, чтобы скрыть улыбку. - Да я этими схемами тридцать лет притворялась человеком. А теперь что? Признать, что какой-то... Номер без машины перевернул все?"
"Не номер, — поправляет она. - Сорняк. Который оказался цветком. Просто ты не видела таких раньше".
И тогда щекотка - та самая, о которой твердила душа, - начинает пульсировать где-то за грудиной. Не точка, а волна: от сердца к ключицам, потом вниз, к кончикам пальцев. Как будто под кожу влили шампанское - игристое, шипучее, с тысячей лопающихся пузырьков. Рука сама тянется к горлу, будто хочет поймать это безумие, но оно уже разливается теплом по ребрам, животу, даже мочкам ушей.
"Это она, - шепчет душа, и в голосе ее смешиваются торжество и нежность. - Та самая. Любовь. Не та, что рвет на части, а та, что... Ну, знаешь, растет".
"Растет? - пытаюсь фыркнуть, но звук выходит странно сдавленным. - У меня внутри не сад, а помойка. Тут даже кактусы дохнут".
"Зато сорняки цветут, - парирует она, будто перелистывает страницу. - И не говори, что не нравится. Ты же улыбаешься".
И правда: уголки губ предательски подрагивают. Отпускаю стакан, позволяя чаю остыть, а щекотке - закрутиться в спираль где-то под диафрагмой. Это не похоже ни на что из прошлого. Не адреналин, не тоска, не голод. Скорее... Как если бы сердце научилось смеяться.
P.S. Алгоритмы сегодня прислали фото бурьяна с подписью: "Растение-агрессор или непонятый герой?". Думаю, он где-то ржет. Или это душа подшучивает?
P.P.S. Проверила зрачки в зеркале. Все те же "заржавевшие шторы". Но щеки… Черт, они розовые. Как у дурочки из ромкома. Хотя нет, вру: я помню его лицо лучше, чем свой первый автомобильный номер. Вот это и пугает.