Высекают звезды искры,
раздирая небосвод.
Мягко вспомнилось об Истре –
речке, сплошь прохладный брод.
В голове: картин урывки
битв, природы, книг, гитар;
вкус эклеров и наливки;
песни, секс, компы, звон тар.
Я дышу цветочной пылью
и бетонной крошкой вхрусть.
Пусть легенда станет былью,
что я выдумал здесь, пусть!
Стал просторней я по слогу
и по рифме гибче стал,
вновь ищу я форму Богу,
форму, но не пьедестал.
Налипает зябко осень
тонким слоем на луну,
мы былое скоро сносим,
сбросим боль в былом плену.
Я б и сам писал о новых
и влюбленности, и днях,
только, в сотнях дней суровых,
нет их, кроме как в словах.
Ну, а я, болтун, не спорю,
но писать, не зная что,
не сумею: плыть по морю
не сумеет решето.
Затаюсь в молчаньи грустном:
лишь когда один – “я есмь”.
Песнь и стих живее устно,
а молчком живее весь.
Все же жмется сердце с уст, но
то не песнь, не стих, а вой –
словом нежным можно устно,
но душой – лишь тишиной.
Слабость сходит понемногу
(я постился, думал, ждал).
Вновь раскрылось сердце Богу,
Он ведь снова смысл мне дал.
И, по мысли Полозковой,
той, о глупом счете вех,
я пройду не зря раскола
в жизни до и после всех!
6 сентября 2009
|