Счастье так зыбко и рвётся по взмаху руки палача, но
Каждый отдельный фрагмент ожидает, что будет отсрочка,
Казнь отменили, и кончится всё в этот раз не печально,
Рыжую «стерву» простят и подарят ей лишнюю ночку…
Клоун бесстрастен под маской улыбочки садоманьяка,
Слёзы он прячет в реке, что течёт между «больно» и «порно»…
С берега видит всё-всё безнадёжно больная собака,
Периодически вой испуская из драного горла…
Кто выжидает в тени оглашенье, что суд зачитает?
Чья ненасытная пасть уже каплет слюною и ядом?
Чей злоречивый язык рыжекудрую стервой ославит?
Кто тот убийца, что брызнет цикутой на кисть винограда?
Пустошь, где центром – тюрьма, не изведает запах жасмина,
Выжжен песок в цвет беды, лишь катается шар гипсофилы,
Жаждешь ли казни сама, не боясь, что погибнешь невинной?
Жаждет ли казни палач, чтоб почувствовать лезвия силу?
Трепет живого тепла, обречённость и память о прошлом…
Ты ли забудешь о том, как влюблён был он каждым касаньем?
Розы засохший бутон – этот тест не прошёл бы и Роршах…
Странным узором легли лепестки, множа шок подсознанья…
Ты их смахнула рукой, безразличная, справа налево,
Взгляд, устремлённый в себя, не боится, не просит пощады,
«Стервой» хлестнувший в глаза знает точно, что ты – Королева.
Даже в изгнаньи – всегда. Доказательств и крови не надо.
|