А, мне кажется, я непременно и завтра умру...

А, мне кажется, я непременно и завтра умру,
И от этого как-то особенно вдруг – по-звериному – страшно.
Я теряю тебя... я теряю себя на ветру
Этой жизни заснеженной, жизни нетленно-бумажной.

Тонкий след запетлял и невиден почти на снегу,
И колючею проволокой вьюга у ног моих вьётся.
Я кричу тебе вслед, и срывается голос во тьму,
И так больно, что вслед ему сердце сейчас оборвётся.

Забывается всё, словно стопка бумаг, разлетается жизнь,
Перепутав начало, конец, середину и рваное "между",
И взметнувшись в последнем – уже не моём – вираже,
Осыпается наземь вечным прахом застывшим нетающе-снежным.

Отголосками эхо врывается в вихрь из "откуда-то там",
Где когда-то так тихо-спокойны и радостны были,
Звонкий смех и обрывками фраз, перепутав места,
Разговор наш с тобой, о котором давно мы забыли.

В заснежённом сознанье всплывают картины из прожитых дней
И пунктиры непрожитых, ввек теперь канувших в Лету,
Голоса и черты незнакомых и близких людей,
Как на плёнке, засвеченной ярким, пронзающим светом.

И в кружении этом несбыточно-сбывшихся призрачных снов,
Вне пространства, вне времени, кажется даже, вне тела
Я стою, заблудившись, в скрещенье каких-то основ,
У какого-то самого крайнего в жизни предела.

Я стою и кричу... через вьюгу, в заснеженный дым,
В нескончаемой тьме утопая невидящим взглядом,
Я кричу тебе вслед, только криком каким-то немым,
И уже догадавшись, мне кажется – нет тебя рядом...