Измятая простыня в лучах восходящего солнца.
На ней человек свернувшийся, как эмбрион.
Наряженный в форму готового в бой добровольца,
В обычное новое утро скоро отправится он.
А там небеса не прозрачные, даже не синие,
Будто с морскою водой смешались они.
Из душа вода, как дождь над моею Россией,
И ванна холодная точно могильный гранит.
И размешав настроение в чашечке кофе,
Он даст бутерброду стать манной небесной на миг.
И глянув еще раз на свой почти греческий профиль,
Выйдет из дома он в мир Достоевского книг.
А там пригодится ему и палаш, и секира,
Чтобы готовым быть к рухнувшим крышам дворцов.
Ведь чтоб улыбаться еще в этом загнанном мире,
Надо хотя бы иметь вместо морды на шее лицо.
И только березки не знают, что мир изменился
И все шелестят на «Аве, Мария» похожую песнь.
И также кружатся, как бабочки, пестрые листья,
Как в шаре волшебном искристая пыльная взвесь.
Но будет, конечно же, день этот сожран тенями,
Исчерчен, исхожен и даже зачитан до дыр,
Похожий и разный, как будто скульптуры с конями,
Которые в Питере где-то собою венчают мосты.
А он оставляет на вечер свои поцелуи
Чтоб выразить с нежностью, если придется любовь,
И лаву извергнув неистово, точно Везувий,
Он засыпает на простынях своих скомканных вновь.
18.08.2011г.
|