ЦВЕТАЕВА И НАБОКОВ

Моей Марине


Это поразительно, но факт: Цветаева и Набоков (в одно время жившие в эмиграции! и встречавшиеся лично!) друг о друге не упоминают тоже.

Цветаева - однажды; и Набоков - однажды.

Цветаева - в частном письме - и в негативно-недоумевающем ключе - о набоковской "Весне в Фиальте"; Набоков - в ключе ироническом - о прогулке с Цветаевой где-то и как-то.

Что за притча такая?

Словно они ничего не знают друг о друге и даже ничего о фактически первом и главном своем сопернике никогда не слышали.

Но они, конечно, знали и слышали - и еще как слышали.

А услышав друг друга, как бы сговорились молчать.
Молчать о том, что в эмиграции никому - кроме Набокова и Цветаевой - не было ясно, не было осознанно даже: о текстуальном вторжении в мир личностных восприятий эпохи - эпохи как Времени, по своему произволу останавливая его когда угодно или необходимо.

На таком уровне творчества явственная перекличка уже не нужна, даже опасна для тончайшего флера эпохально-пространственной ткани, сплетаемой текстом, а не событийным рядом жизненных реалий того или другой.
Критической статьей можно легко спугнуть бабочку-секунду и догоняй ее потом, лови руками в Пространстве, уже сменившую цвет, возраст, задачу.
Цветаева это чувствовала, Набоков - ясно понимал и даже попытался оконтурить в "Текстуре Времени" Вана Вина ("Ада", 1969) - и даже не без успеха.
Всё же русская литература не всегда проговаривалась, скорее молчала о главном, а говорила о какой-то невыразительной ерунде - пространно, долго, усидчиво.

Молчание Цветаевой было вызвано еще и тем, что она не считала себя вправе исподволь указывать Набокову, как и о чем тому писать,
прекрасно видя(?) его основную задачу: составить Учебник шахматных этюдов Времени, противополагая набоковским схемам и диаграммам свое умение точно назвать предмет, как бы докатиться текстом до некой вселенской правоты или, используя шахматную терминологию, вогнать противника в цейтнот собственных велеречивых построений.
Партия Цветаева - Набоков (во время которой шахматисты молчат, не правда ли?) не прервалась и после ухода Марины в иные измерения, ее текстуры - с новой неожиданной ажитацией - создавали на доске опасные положения, которые Набоков преодолевал посредством языковых массированных контратак, выигрывая время и четко обозначая место для следующей встречи с Цветаевой.

Это так - и на сегодняшний день.

И как у них сложится завтра, - знает только Слово, в Коем и Пространство и Время нашли себе Вечный Приют в Языке Победы над Смертью.


2010, ноябрь, 26