Странное

Тонко всё... хрупко, словно
на лепестках цветов
пишем мы книгу ровно,
книгу своих стихов.

Ты ноготком, конечно,
я же - огнем души,
он опаляет нежно
те лепестки в тиши.

Ну а порой иголки
нервности колят нас.
Мы обмираем, Золга,
не опуская глаз.

Как нам извлечь из ткани
собственной - все слова,
данные на экране,
ибо любовь жива.

Ждешь ты моих глаголов,
каждое утро ждешь.
Тонко всё, хрупко, словно
более не найдешь

ни одного предлога,
их поглотил цветок,
и лепестки до срока
сжались в один комок.

Нужно немного влаги,
льющейся с летних крыш.
Ах, лепестки к бумаге
не прилежат, малыш.

Книга растет с цветами,
слышит их голоса.
И оставляет втайне
то, чем живут сердца.

Ты напиши на розах
то, чего сердцем ждешь.
Я, перешед на прозу,
лишь к суккулентам вхож.

Ну а они не знают,
хватит ли до утра
им красоты дерзанья,
или оно вчера

выпало и осело
на дармовой плацдарм
почвы, осиротело,
словно наряды дам.

Мы на цветах с тобою,
как на легчайшем, в пух
облаке... Голубое?
Или их цвет потух?

Ты не грусти, коль вечер
маешься без меня.
Я написал, но нечем
выразить суть огня.

Только Христос сумел бы.
Мне же - нужна тесьма.
Розы и суккуленты -
разное для письма.

Лишь ноготочком острым
высказать можно то,
что не доступно взрослым
дяденькам ни за что...

Жду я твоих наречий,
розы их тоже ждут.
Пусть тебе каждый вечер
дарит тончайший жгут.

Перетяни им пламя,
чтобы оно во мне
взмыло, благоухая,
и устремилось вне.

Вне городов и судеб,
вне фестивалей близ,
пусть нас никто не судит
и не алкает виз

в наше с тобою, Золга,
сладкое на письме,
как на душе заколка
в личной моей тесьме...