(Исполняется под гитару на мотив известной песни Высоцкого "Она была в Париже")
Интонация в целом, конечно, ироническая, а не "обличительная", как может показаться при чтении с листа.
Хожу я к ней домой, как к истинной царевне,
несу свои стихи, как свиток-этуаль,
но что ей до того: она жила в деревне -
и ей моей души ни капельки не жаль.
Придешь к ней, говорит: "Зачем ты вытер ноги,
зачем ты сапоги кирзОвые снимал,
они хранили пыль единственной дороги,
они напомнят мне любимый сеновал."
Я в телогрейку влез, заговорил, как древле
гутарили порой крестьяне на полях,
но что ей до того: она жила в деревне,
и я в ее глазах нисколько не кудряв.
Ей внятен самогон, а не коньяк французский,
ей весь ненорматив понятен до зела,
она мне говорит: "Ты говоришь ПО-РУССКИ,
а я ценю стандарт реального села.
Вот, помню, я иду с водоколонки, вёдра
несу в своих руках, как легкую красу,
навстречу комбайнер - и хвать меня за бёдра,
я сразу поняла, что вёдра донесу.
Ты фраер городской, тебя прищучить мало,
ученый на дерьме печеный, как кулич,
и мне твои стихи до лампочки, бывало,
мне тоже их строчил наш агроном Ильич.
Бумага вот нужна. Вещь нужная в хозяйстве.
Сгодится иногда - кастрюли накрывать,
а может, для чего иного... в постоянстве
естественной нужды, что глупо бы скрывать.
Да, или вот супруг: придет с дневной работы,
родимый перегар, понятный мне до дна,
как гаркнет на меня: "Ты, стельная, кого тут
приветила с утра, пока была одна!"
Летит тарелка щей в немазанную стену.
Недосолила суп. В сельпо не дали соль.
Вот истинный мужик! А ты всего лишь схема
такого мужика, поэтому уволь!"
...Иду к себе домой, в душе гнездятся черви,
досада на себя, что вечно - неформат.
Я осознал навек: она жила в деревне,
а это для меня, простите, тот же ад.
Не суйся не в свое, филолог анемичный,
и рот не разевай на сельскую стряпню,
пора б тебе понять: она жила отлично,
а ты пытался ей навязывать "фигню".
Возьми меня назад, мой городок вечерний,
где женщины порой - в сиреневых тонах
и сумерек и слёз о том, что не в деревне
живут и говорят о призрачных мирах.
Эсфирью на авто, Ассолью на причале,
Роксаной молодой в салоне красоты, -
я вам писал стихи, и вы мне отвечали
заветною росой священного "Я - ТЫ".
Я не забуду вас, усталых и смиренных,
я больше никогда к селянкам не пойду...
- Да что Вам до нее. ОНА ЖИЛА В ДЕРЕВНЕ,
как Крупская Н.К. в 17-ом году.
Деревней - вся страна. По смыслу и по сути.
Здесь больше ничего опричь деревни нет.
В каком бы ты краю в престижном институте
ни получал за них свой беленький билет.
О милый человек своей исконной боли,
ты оглянись вокруг, внимательно вглядись:
и напиши стихи о том, что поневоле
мы все теперь селом соделаны, кажись.
Деревня и в Кремле. Деревня и в Культуре.
Деревня, как кошмар, преследует меня:
"А хрен ли у жены все когти в маникюре?
И хрен ли у тебя в Испании родня?!"
О публика моя! - домашнего концерта
для нескольких родных бездельниц и принцесс,
мы в городе живем и даже ходим в церковь,
достаточно для нас поездок в темный лес.
Там Леший, там Яга, там Бармалей немытый,
там зависть или злость, обида на судьбу,
я рыбкой золотой им разобью корыто,
откудова хлебать - не выхлебать полбУ!
Не против я села. Село - остаток древний.
Когда-то на селе бывали и волхвы.
Я только не хочу, чтоб город был деревней
под именем любой ухоженной Москвы!
(Последние две строки повторяются дважды,
после чего следует характерный гитарный переплеск и заключительный удар по струнам сверху вниз.)
|
|